Авторские притчи
Притчи Феликса Кривина
Каталог Притчи Феликса Кривина Бессарабская степь
Бессарабская степь
Притча Феликса Кривина
Я уезжал из Аккермана чаще, чем приезжал в Аккерман, хотя, казалось бы, нельзя уехать, не приехав. Но приезжал я раз десять, а уезжал, может, раз сто.
Начал я уезжать из Аккермана в станице Аксайской Ростовской области, поздним летом, в первый год войны. Я взял в школьной библиотеке книжку "Белеет парус одинокий". Там, если помните, Петя Бачей уезжает именно из Аккермана.
Вот с ним я и поехал.
Немцы наступали, приближаясь к станице Аксай.
Выехали мы из Аккермана в дорожной карете и долго тряслись по знойной бессарабской степи. Неожиданно в карету вскочил неизвестный матрос, как мы позднее узнали, с "Потемкина". Родион Жуков. Ему удалось скрыться от жандармов, но немцы приближались к станице Аксай, и нам пришлось ехать дальше. Уже не в карете, а в поезде.
На станции Калач нас бомбили. Немецкие самолеты пикировали прямо на нас. Родион Жуков вылез из-под скамейки и скрылся, подмигнув мне на прощание: оказалось, что я увез библиотечную книгу.
Старенький колесный пароходик "Тургенев" отчалил от пристани и двинулся вверх по Волге. Был он похож на обыкновенную баржу, до отказа забитую беженцами. Беженцы заполнили трюм и палубу, шагу негде было ступить. Через всю баржу тянулась в камбуз очередь: занимали ее с утра, а пекли лепешки только вечером. Если, конечно, была мука.
Девочка на пароходе "Тургенев" нудно канючила: "Папа, мне хочется пить! Папа, мне хочется пить!" Всем хотелось пить. Всем хотелось есть. И отец девочки всем отвечал: "Хочется, перехочется, перетерпится".
Пока мы плыли по Волге, я успел несколько раз выехать из Аккермана: я дочитывал книгу и снова ее начинал. У меня не было другой книги. И мне хотелось пожить в другом времени. Я садился в карету и не спеша выезжал из Аккермана в широкую бессарабскую степь.
- А вы почему не стоите в очереди? — спросила у нас соседка по барже.
Она дала нам целую миску муки, и мы тоже стали в очередь.
Очередь была длинная, на весь день. Поэтому я пересел с баржи на пароход "Тургенев", где все еще звучала утешительная фраза девочкиного отца: "Хочется, перехочется, перетерпится".
Когда неизвестный матрос в очередной раз вскакивал в нашу карету, я уже знал, что это матрос с "Потемкина", что нам с ним предстоят большие дела. Я знал все, что случится в книге, и от этого становилось спокойнее. В той жестокой, пугающей неизвестности так нужна была книга с известным концом..
